Говорит правильно — кому это нужно? ⇐ Беседка

[AT24]

Автор этого текста — мой одноклассник и коллега Николай ГЛАДКИХ. Совсем недавно он снабдил написанное комментарием: "Боже, как я ошибался..."

Главный урок русского языка я получил, когда учился в 8 классе. Мне, школьнику из интеллигентной семьи, случилось попасть в гости к пианистке Вере Августовне Лотар-Шевченко. Люди, которые собиралась там послушать музыку, представляли собой скорее богемную компанию, но для меня это был настоящий великосветский салон.

…Разумеется, в школе нас учили, что вместо “ложить” полагается говорить “класть”. Но знать – одно, а говорить – другое. И вот я, уже вполне освоившись в новом кругу, простодушно произнес: “Я ложу полторы ложки сахара”. Вопрос, который мне задали, звучит в моих ушах до сих пор: “Ты (пауза) говоришь “ложу”?” Человек удивился не моей ошибке, а тому, что ее сделал я! До этого момента мне в голову не приходило, что у меня есть репутация в обществе. А тут я сделал нечто, ей никак не соответствующее.

В чем состоял урок? Я со всей ясностью понял, что правильная речь – не абстрактная необходимость “беречь наш прекрасный русский язык”, а прежде всего моя личная социальная характеристика. Маленький инцидент в одночасье научил меня говорить и писать правильно. Я перестал делать ошибки в диктантах и сочинениях – вовсе не из любви к русскому языку и не благодаря филологическим способностям. Просто для людей, с которыми мне хотелось общаться, язык был такой же, если не более важной характеристикой, чем одежда, прическа и правила вежливости. И сколько бы после не говорили мои одноклассники или взрослые: какая разница – “звОнит” или “звонИт”, “кОклюш” или “коклЮш”, “новорОжденный” или “новорождЁнный”, “пОминки” или “помИнки”, для меня отношение к речевым ошибкам приобрело отчетливый социальный смысл. Речь идет не об общем уровне грамотности, а именно об отдельных словах и нюансах, которые и отличают “элитарный”, “образцовый” круг от среднего уровня.

То была середина 1970-х, пора затхлого брежневизма. Как и во все времена, общество состояло из многих уровней, и у каждой социальной группы были свои характерные черты. Стремление к чистой, нормативной речи отличало культурную интеллигенцию – небольшую и политически не вполне благонадежную категорию людей. Но для административно-бюрократической карьеры оно было, скорее, помехой, потому что язык власти был другим.

С 30-х годов ни один из руководителей нашего государства не владел нормами литературного произношения. Сталин говорил с сильным грузинским акцентом. С Никиты Сергеевича Хрущева язык власти приобрел диалектные южнорусские черты. Носителями того же диалекта были Брежнев, Черненко, Андропов и Горбачев и значительная часть их окружения, пришедшего в Москву из южных областей России. Невысокий уровень образования тоже сказывался (“углУбить”, “нАчать” и т. п.).

После падения “железного занавеса” немалая часть носителей культурной речи просто уехала из страны, а наверх поднялась скороспело многочисленная прослойка “новых богатых”, в основной части – торговцев, связанных с криминалитетом и навязавших языку свои социолекты. Какой же социальный смысл имеет приверженность нормам литературного языка сейчас?

Для сегодняшнего поколения политиков и деловых людей – никакого. Но ни для кого не секрет: каждый из них озабочен тем, чтобы дать своим детям хорошее образование (в идеале – и российское, и англо-американское), поскольку образование – это основа способности человека к конкуренции и путь к руководящим должностям в информационном обществе. В свою очередь язык – один из главных индикаторов образования, символ профессионализма в управлении, в бизнесе и в сфере услуг. Так же как знание иностранных языков, нюансированное владение литературной русской речью в следующем поколении станет показателем высокого образовательного ценза, а значит, будет указывать на совершенно иную социальную стратификацию. В быстро расслаивающемся обществе грамотность неизбежно станет фактором престижа.

Поэтому то, что мы собираемся сделать сегодня, направляясь к врачу, – “запломбИровать” или “запломбировАть” зуб (как правильно?), может оказаться важным не для нас, а для наших детей, которые усваивают литературные нормы не из словарей и даже не из школьных уроков, а из нашей повседневной речи.

2000 г.
Напечатано в газетах:
На дне в Сибири. – Новосибирск, 2000. – № 5 (11). – С. 12.
На дне. – СПб.; М., 2001. – 16-31 мая. – № 10 (111). – С. 7. [/i]